Светлана Салахутдинова: «Моя судьба - большое исключение»

Эта женщина умеет сделать так, чтобы зрители рыдали или смеялись. Ее роли такие разные, но всегда пронзительные: императрица Екатерина в «Шуте Балакиреве», Голда, мать пятерых детей, в «Поминальной молитве», чеховская Ольга в «Трех сестрах»... Она прожила на сцене театра не одну чужую жизнь. И очень хорошо знает цену, которую приходится платить за это. Заслуженная артистка России Светлана Салахутдинова о своей судьбе, ролях, поклонниках и мечтах рассказывает читателям «К».

После математической олимпиады — в театральный

— Наверное, стать актрисой мечтали с детства?

— Нет, все было совсем по-другому. Хотя помню, лет в пять-шесть любила наряжаться в мамины платья, накрасить губы ее помадой, надеть украшения, а потом встать на подоконник, раздвинуть шторы и объявить саму себя: «Выступает народная артистка Светлана Панфилова». Но это любят все девочки. На этом в детстве мечты о сцене и заканчивались.

Я вообще была способной скорее в точных науках. Любимый предмет в школе — математика. Как-то даже 4-е место заняла на краевой олимпиаде. Мы жили в поселке Реттиховка. Родителей из Архангельской области распределили в приморский шахтерский поселок как молодых специалистов по углям.

— То есть мы получили актрису, но, возможно, потеряли выдающегося математика?

— А почему вы смеетесь? А вдруг?...

— Тогда каким образом вы оказались на театральном факультете?

— Все очень просто. Там экзамены начинались раньше, в июле, а в других вузах — только в августе. Я окончила 10-й класс. Надо было куда-то поступать, вот и подала документы в театральный. Родителям ничего не говорила. Когда мама узнала, схватилась за голову: «Света, что ты делаешь! Это же не профессия. Актеры все нищие, зарплата — 100 рублей!» Но я ответила, что мне и 100 рублей хватит. И поступила, знаете, очень легко, без нервов, переживаний. И училась так же. Меня заметил Ефим Табачников, замечательный профессионал, талантливейший человек, мозговой центр. Его тогда к нам, что называется, за что-то в ссылку из Москвы отправили. Мне повезло. Он стал моим учителем.

Забеременела и подвела Звеняцкого

— Ефим Звеняцкий не скрывает, что вы — одна из его самых любимых актрис. Это любовь с первого взгляда?

— Мы с ним в театр пришли практически одновременно. Помню, играли тогда «Преступление и наказание». Я в массовке, в роли проститутки. Каждый на сцене должен чем-то быть занят. Я клопов давила. Да так давила, что буквально сцену сорвала у ведущих актеров, внимание на себя перетянула. Может, вот тогда он меня и оценил (смеется). Знаю, что у Ефима Семеновича тогда на меня были большие планы. Он хотел ставить «Собор Парижской богоматери», и я должна была играть Эсмеральду. Но все сорвалось из-за моей беременности — ушла в декрет.

— Вопрос банальный, но ваша любимая роль — это...

— На данный момент, конечно, Голда в «Поминальной молитве». Хотя сначала я не знала, как к ней подступиться. Мне 36 лет, а нужно было играть мать пятерых детей. И я искала именно то, что сможет ее раскрыть. Это тяжело, иногда сразу не получается. Ведь чем мы занимаемся по сути? За всю свою актерскую жизнь примеряем на себя десятки, а то и сотни чужих жизней и судеб, пропускаем их через свою душу и проживаем их на сцене.

Считается, что это богопротивное дело. И мы расплачиваемся за это, поверьте. По себе могу сказать, было, когда ситуации сцены потом повторялись в жизни. Мы их притягиваем к себе. И часто это очень тяжелые сюжеты. Иногда вроде бы и в жизни все хорошо, а жить не хочется. Сил нет. У меня был однажды такой период в 90-х. Ведь люди приходят в театр напитаться твоей энергией. Представьте, в зале 800 человек, и каждый берет ее кусочек.

— Семья терпит, что их маму каждый раз забирают по кусочкам?

— А куда им деваться? Но моя дочь актрисой не будет точно. Она ведь в театре с детства. Все своими глазами видела. Иногда приходишь домой уставшая, практически без сил. Дочь спрашивает: «У тебя сегодня какая роль? А, такая-то... Ну, ложись». И не трогает меня. Понимает. А когда готовишься к новой постановке, часто вообще отключаешься от внешнего мира.

— А кого мечтаете сыграть? Ведь у многих актрис есть роль — мечта всей жизни.

— Вряд ли отвечу. Даже не знаю. Во-первых, я ролями никогда не была обижена. И не хотелось бы зацикленности на желании одной роли. Всегда нужно пробовать что-то новое, сложное, может быть, сразу и непонятное. Суметь это сделать — вот моя задача, интерес, желание.

А вообще, мы, актеры, — инструмент для режиссера. Это нужно понимать. Что дадут в итоге, то и будем играть. Хотя мне Ефим Семенович Звеняцкий говорит: «Выбирай все, что хочешь». Но мой случай — исключение. Вся моя судьба актрисы — большое исключение из правил. Все слишком гладко. Обычно, особенно в провинции, жизнь гораздо сложнее. Единицы попадают в театр. У большинства выпускников театральных дорога одна — на радио, ТВ-ведущими, дикторами. У других — ожидание ролей, финансовые сложности.

Женщина с принципами

— Если уж заговорили о финансах, то как платят заслуженным артисткам России?

— Не барствуем. Сейчас стали доплачивать надбавки от края и города. Жить можно. А оклад у нас — 3700. Вот так. Те же проблемы, что и у врачей, учителей. Я также хожу в обычную поликлинику, отстаиваю очередь в налоговую, за паспортом.

— На улицах и в очередях узнают?

— Да, конечно. Однажды был забавный случай. Выскочила после репетиции, опаздывала. Стала ловить такси, рядом женщина тоже уехать хотела. Я ей говорю:«Если нам в одну сторону, давайте одно такси возьмем». Поехали. Когда меня высаживали, оказалось, ей совершенно в другую сторону: «Я просто рядом с вами посидеть хотела».

— А автомобиль вы не водите?

— В семье есть машина, но водить — это не мое. Права получила. Даже за руль один раз села, а потом лежала пластом. Для меня это большой стресс. А в общественном транспорте можно отключиться, подумать, уйти в себя.

— А кто ваш самый верный и давний поклонник?

— Поклонница. Девушка. Это продолжается уже лет пять. Она, когда была студенткой, дарила совершенно невероятные букеты, роз по сто. И где только деньги брала, может, стипендию всю тратила? Сейчас она работает за границей, пишет письма. Но я стараюсь держать дистанцию. Это ради нее же. Нельзя вмешиваться в чужую жизнь, влиять на нее, попадать в зависимость. А вот мужчины-поклонники, как и вообще мужчины, более сдержанные и скупее на чувства, что ли. Это у нас, женщин, все на эмоциях.

— Скажите, сегодняшний зритель сильно изменился?

— Он стал более свободным. Раньше были, как с фотографии в советском паспорте, — без улыбок, эмоций, зажатые рамками. А сейчас люди жаждут развлечений. Бывает, что во время спектакля слышишь смех там, где этого вообще не ожидаешь.

— А на вас как-то отразилось советское воспитание?

— Конечно. Я всегда была активисткой, комсомолкой, общественницей. С теми принципами, которые привили в детстве, я живу до сих пор. Не могу лгать, предавать, не могу работать, если не осознаю, что отдаю другим все, что умею и знаю. Мне муж часто говорит: «Светка,ты себе придумала какой-то свой мирок и живешь в нем».

— А есть мечта у такой требовательной женщины?

— Есть. Хочу маленький домик где-нибудь в тихом-тихом месте. Чтобы можно было слиться с природой, раствориться в ней.

— Что для вас, взрослой, замужней женщины, актрисы, умеющей играть страсть, трагедию, значит любовь?

— Да, я замуж вышла еще в институте. Вместе до сих пор. Хотя, господи, что только не пришлось пережить. И я четко знаю, что любовь, настоящую любовь, ни в коем случае нельзя путать с влюбленностью, страстью. Это не взрыв гормонов. Ведь недаром считалось, что страсть — это божье наказание. Когда господь хочет наказать, он забирает разум. А любовь — это когда полностью растворяешься в человеке, которого любишь, когда он становится необходим тебе как воздух, когда он становится твоим продолжением. И такую любовь нужно беречь, сохранять, как бы тяжело ни было.

Подготовила Елена СИРОТИНА.